Я будто флиртую с любовницей на глазах у ее мужа. Или нет, хуже, я флиртую с любовницей на глазах у любовника, и пытаюсь заставить обоих думать, что все не так!
Примерно такие ощущения у меня возникают из-за нашего с Элизабет разговора под пристальным наблюдением со стороны Сиэля. Она загорается надеждой, когда я упоминаю тренировки с рыцарями, а брат в ответ насмехается над этой надеждой, заставляет ту погаснуть. И хотелось бы мне его одернуть, да не нахожу в себе решимости, вновь задаюсь вопросом: что между ними и кого к кому стоит ревновать? Зато придумывается отличное объяснение, которое не должно ущемить ни одну из сторон:
— Мне известно, что вы занимаетесь в рыцарском клубе. Я хотел бы проникнуть туда и устроить несколько спаррингов, так сказать, проверить насколько хорош. Хотя от индивидуальных тренировок тоже не откажусь, — подмигиваю девушке, намекая, что это далеко не все.
Будут ли ей интересны такие намеки? Кажется, что да, иначе она не пыталась бы найти повод остаться со мной наедине. Придутся ли они по вкусу Сиэлю? Тут однозначное нет. И мне очень интересно посмотреть, что же из всего этого получится.
Девушка принимается рассказывать о времени, проведенном нами порознь, и звучат ее слова не так, как можно было ожидать от влюбленной. Я-то рассчитывал, что она будет чуть счастливее, раз уж получает какое-то внимание со стороны супруга, но кажется это внимание сродни подачкам? Чуть лучше, чем было прежде, но все еще недостаточно хорошо для правды. Я бросаю взгляд на брата, пытаясь понять по его лицу отношение к рассказу, но он едва ли смотрит на говорящую, сверля вместо того взглядом меня самого.
— Что это были за мероприятия? — уточняю, игнорируя эти взгляды. Я хочу, чтобы Элизабет продолжала говорить, мне нравится ее голос, даже если он пропитан грустью. — Я тоже удручен, что мы не смогли связаться друг с другом. Граф упоминал ваши совместные вечера, но подробности приемов не раскрывал. А вы знаете как я ими наслаждаюсь, — улыбаюсь снова, соскальзываю взглядом с глаз Элизабет на ее ключицы.
В последний раз, когда мы вместе были на маскараде, удовольствие было столь же приятным, сколь и запретным. Она должна это знать. Я хочу, чтобы она это вспомнила. Ведь не показался же мне укор в ее последней фразе? Будто это я не отвечал на ее письма.
Бросаю еще один взгляд на брата. Может ли быть, что для нее это выглядит именно так? Побег Элизабет будто подтверждает мои подозрения.
— Благодарю вас. Буду рад познакомиться с вашим братом, — бросаю напоследок, но не могу быть уверен, что фраза достигла ушей метнувшейся к дверям девушки.
— Ты с ней излишне любезен, — фыркает Сиэль немедленно, стоит остаться наедине.
Я же обжигаю его взглядом, отбрасывая напускную доброжелательность:
— А ты, напротив, излишне груб.
Развязать Сиэлю язык помогает алкоголь. Мы выпиваем по бокалу вина за ужином, а затем опустошаем бутылку во время игры в шахматы. На мне это не сказывается никак, а вот брат теряет концентрацию, лишается одной фигуры на доске за другой, роняет все более неосторожные фразы.
— Смотри-ка, она, наконец ушла. Теперь мы можем побыть только вдвоем, совсем как в детстве.
Все начинается с этого. Я поворачиваюсь, чтобы осмотреть пустую гостиную. Должно быть, Элизабет сделалось скучно или одиноко, или все вместе. Какое удовольствие для девушки наблюдать за игрой двоих мужчин, погруженных каждый в свои мысли?
— Она ужасна. Я дарил ей столько подарков, старался выводить в люди, а она только и жаловалась, что выбранные платья не подходят, а разговоры с моими друзьями скучны.
Тут появляется еще и конкретика, которой прежде меня не удостаивали. В письмах Сиэль предпочитал изображать примерного семьянина, каким никогда не был прежде. Теперь же становится очевидным: все не так гладко, как он пытался показать, обдумывая строчки для писем, выверяя их по линеечке.
— Мне кажется, что ей вообще ничего не идет. Ее внешность такая кричащая, что это скорее отталкивает. Я больше люблю темноволосых людей со спокойным нравом.
Он поднимает на меня глаза, улыбается, и мне хочется съязвить, напомнить: я теперь тоже не подхожу под такие жесткие стандарты. Встряхиваю головой, заставляя светлую челку лечь на глаза, улыбаюсь лукаво и даже насмешливо. Поймет ли мой брат, что он сморозил вообще? Он будто самолюбованием занимается, глядя на меня.
— А вокруг нее продолжают увиваться мужчины. Как они могут ее хотеть? Она же такая... У нее такие... Такие широкие бедра, такая большая грудь! Ты бы видел, это отвратительно.
Отвратительно? Ну не знаю. По мне отвратительно, что он смотрел на нее, обнаженную, своими холодными глазами, а теперь смеет говорить об этом с посторонним человеком. Скольким еще людям он расписывал внешность Элизабет и в каком свете?
Я отпиваю еще вина из своего бокала, хотя больше всего мне хочется разбить этот бокал о голову Сиэля. А может лучше вгрызться клыками в его шею и выпить досуха? Тогда Лиззи останется вдовой и мы сможем... Моя мысль обрывается с новыми словами:
— Ты ведь ее не хочешь, правда? Ты бы видел ее лицо, когда я сказал ей об этом. Дуреха всерьез рассчитывала, что кто-то захочет ее трахнуть! Вот же. Но если бы ты хотел, то уже бы сделал, а раз не сделал, значит не хочешь. Я прав?
Он даже приподнимается со своего стула, чтобы выспросить это у меня. Кислое от выпитого вина дыхание опаляет обостренное обоняние. Я вновь не сдерживаю улыбки, окидываю брата взглядом с головы до ног.
— Знаешь... Мне на самом деле нравятся девушки с широкими бедрами и пышной грудью. Это выглядит очень гармонично, женственно. Худышки с мальчишеской фигурой куда менее привлекательны. И у нее длинные волосы: было бы очень удобно сжать их в ладони, чтобы зафиксировать голову, и не позволить вырваться во время поцелуя.
Я знаю, что Сиэль понимает в сексе только язык жестокости и хотя его привлекает мысль о мужеложстве, она же ему и отвратительна. Я подкидываю ему образ намеренно, рассчитывая на то, что дальнейшее он додумает самостоятельно. Да, я подкидываю его ему для развития, для возможности вообразить какого было бы обладать его женой, а после я отниму эту сладкую фантазию, присвоив Элизабет себе.
— Мне кажется, ты выпил лишнего. Давай закончим партию с утра на свежую голову.
Я не прощаюсь с братом и не считаю необходимым провожать его до спальни. Нет уж, мне нужно в совершенно иное место, к совершенно иному человеку, даже если нет ни малейшего представления о том, в каком конце поместья находится необходимая комната.
Я брожу по коридорам с полчаса, чутко прислушиваясь, а иногда и принюхиваясь к окружающей обстановке, испытывая определенный азарт охотника, выслеживающего жертву. Куда проще было бы спросить слуг [и скомпрометировать леди Фантомхайв], но проще — не всегда интереснее.
Через полчаса я улавливаю шлейф ее аромата: он остался на цветах, стоящих на тумбочке, и тянется к двери в конце коридора, постепенно усиливаясь. Оттуда же доносятся и звуки: шепот, возня, шуршание ткани. Я отчетливо разбираю собственное имя, окруженное не сдерживаемыми вздохами. Чем она там занимается, из-за чего сбежала от нас? Ухмыляюсь. Принюхиваюсь. Ухмыляюсь еще шире. Развратная, развратная девчонка, совсем еще невинная, никем не испорченная.
Ручка поворачивается без щелчка. Дверь открывается совершенно бесшумно.
В комнате царит полумрак, но это совершенно не мешает мне отыскать глазами кровать и лежащую на ней девушку. Ее волосы разметались по простыням, голова запрокинута, глаза зажмурены, а губы наоборот приоткрыты. Она повторяет мое имя с придыханием и ее аромат усиливается, кружит мне голову. Кажется невозможным остаться на месте, раз уж пришел, и я шагаю внутрь.
Моя ладонь накрывает колено Элизабет, но не задерживается на нем, перемещаясь на внутреннюю сторону бедра. Я оставляю один поцелуй на ее теплой коже, затем второй, третий; перехватываю маленькую ладошку, лежавшую на промежности, и прижимаюсь губами прямо к серединке.
Так приятно осознавать, что она ждала меня. Так радостно видеть, что она хочет больше, чем просто дружеского общения. Это именно то, чего хотелось и мне, пусть изначально намерения были совсем иными.
Я оставляю девичью руку на своем плече, прижимаюсь щекой к ее бедру и касаюсь пальцами входа в ее тело. Ласкаю медленно, поначалу хаотично, прислушиваясь ко вздохам и стонам, а отчасти даже опасаясь получить по шее за наглость. Но чем больше проходит времени, чем настойчивее становятся ее ответные движения, тем увереннее я сам. Приподнимаюсь, прокладываю дорожку из поцелуев вверх по животу, по груди и шее, прижимаюсь губами к уголку пухлых губ.
— Расскажи мне, о чем ты фантазировала пока была здесь одна? Я сделаю это для тебя, — шепчу на ушко.
Ее аромат окутывает меня; аромат далеко не только и не столько сексуального возбуждения, но еще крови. Та поет, зовет, приглашает и мне очень, очень хочется исполнить все желания ее обладательницы.
[nick]Nicolas de La Fère[/nick][status]Michael Phantomhive[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b6/11/3/t303898.jpg[/icon][heroinfo]<DIV style="FONT-SIZE: 14px; LINE-HEIGHT: 14px; FONT-FAMILY: Calibri, Arial, sans-serif; padding: 3px;"><b>николас де ла фер <br> [kuroshitsuji]</b></DIV><div style="padding-right: 0px; font-family: tahoma; font-size: 10px; text-align: justify; line-height: 100%;">all your emotions cut straight to my core</div>[/heroinfo]