Ненавижу ли я Элизабет? Слишком громкое слово для испытываемых чувств, давно перегоревших, давно покрытых слоем пепла. О ненависти не может быть и речи, но что тогда? Я боюсь копать глубже, боюсь давать этому название. В прошлом мог бы сказать, что мне нет до нее дела, но последние события показали — еще как есть. Иначе не пошевелил бы и пальцем, позволил ославить шлюхой, и первым повернулся спиной, игнорируя полный разочарования [о мольбе наивно думать] взгляд, грозный рокот ее брата и отца, пренебрежительное молчание матери. Она что-то значит, но лучше не узнавать, что именно.
Я не отвечаю на вопрос, оставляю его повиснуть в воздухе и дальше позволяю себе исключительно комментарии по делу. По предстоящему делу, а не связанному с моей основной работой.
Как и ожидалось, она спрашивает о Друитте — слишком сердобольная, чтобы просто оставить это, а мне остается только передернуть плечами. Интересно, надумала ли Элизабет себе что-то, дала ли труд себе задуматься о причинах, а не только осудить? Возможно, я думаю о ней хуже, чем есть и возможно, что принижаю ее интеллект незаслуженно, но ничего не поделать... лучше ожидать худшего и не разочаровываться, чем как в прошлый раз.
Мы выходим в комнату, заставленную стеллажами, заполненную книгами. Единственный письменный стол здесь находится быстро и оба мы приникаем к нему, точно это единственное место, где может храниться искомое. Наивно, даже глупо. Заставляю себя отступить, подойти к ближайшим стеллажам, перетряхнуть книги, осмотреть пустующие полки. Будь я тем, кто торгует информацией, все было бы не так уж просто... Сейф, может быть? Потайная ниша в стенах? Стены приходится простучать тоже, равно как проверить и все имеющиеся картины. Ничего... Пустота.
Постепенно в моей груди поднимается волна досады и разочарования. Я даже выглядываю за дверь, чтобы сосчитать двери и удостовериться в правильности комнаты, хотя Элизабет и предлагала, даже делала нечто подобное не так давно. Остается искать дальше.
Я приближаюсь к столу, чтобы оценить лежащие на всеобщее обозрение снимки другой едва ли одетой парочки. Они выглядят еще развратнее нашего, раздетые до гола и сплетшиеся в порыве страсти. Неужели, приманка? Или заснятые не сумели расплатиться по счету и теперь неважно, кто именно увидит компромат? Мороз проходит по коже при мысли, что кто-то посторонний, множество посторонних, осмелится также глядеть на нас, на нее.
Из мыслей вырывает вопрос про вскрытие замков и тон, которым девушка рядом расписывается в своей неспособности проделать это самостоятельно. Даже удивительно, разве она не пытается показать свою состоятельность во всем? И все-таки приятно. Да-да, мне приятно быть полезным ей, а не просто насмехаться, чтобы увидеть в глазах хоть какую-то эмоцию.
Я присаживаюсь рядом со столом и вынимаю из кармана брюк небольшую связку отмычек. Осмотрев замок, подбираю одну из них, после вставляю другую и вожусь несколько коротких мгновений, пока механизм не щелкает, извещая об открытии.
— Готово, — бормочу чуть слышно, выдвигая ящик.
Внутри находится куча документов, на удивление, связанных как раз с продажей людей, а еще множество дневников, где описаны давно ушедшие в прошлое эксперименты по воскрешению. Никаких фотографий, ничего действительно полезного! Я протягиваю документы о работорговле Элизабет, намекая, что их неплохо было бы взять с собой, а еще собираю со стола фотографии, изобличающие посторонних людей. Если уж мы крадем, то нужно изобразить обычного вора, а не заинтересованного в конкретных вещах.
Вытряхнув все остальное из ящика, я простукиваю донышко, заподозрив неладное, подцепляю его ногтями и даже краем отмычки, но не нахожу ничего полезного. Тогда же вынимаю и другие, незапертые, ящики стола, надеясь, что Друитт все же предпочитает хранить самое ценное под рукой и не где-то в своей спальне.
На самом последнем ящике мне наконец везет и дно поддается, поднимается, открывая обзор на тонкую коричневую папку и конверт без опознавательных знаков, но все же отлично знакомый. Даже успеваю проверить, что внутри находятся именно наши фотографии, а потом в коридоре раздаются голоса. Не во внешнем коридоре, а во внутреннем, в том, откуда мы пришли.
— Закрой потайной ход, — шиплю Элизабет, находящейся к нему чуть ближе, и указываю на канделябр, который для этого стоит повернуть.
Когда стена приходит в движение, то я вынимаю все содержимое секретного отсека, откладываю ящик в сторону и дергаю свою сообщницу в сторону двери. Нам придется добраться до другого выхода, преодолев пространство внутри дома. Открываю небольшую щелку, чтобы проверить, нет ли снаружи никого.
— В какую уборную тебя водила служанка? Живо туда, стена за умывальником тоже открывается!
Не хочу даже думать о том, как мы вдвоем окажемся внутри небольшого пространства, совершенно одни, с погоней где-то позади, возбужденные оттого и, снова же, совершенно одни. Схожу ли я с ума при мысли, что было бы неплохо прижать девушку к стене и поцеловать? Чуть раньше, когда она звала меня вскрыть замок, показалось, будто ее посещали схожие идеи, желания. Проклятье, что за наваждение... если мы выберемся отсюда, то я больше никогда к ней не прикоснусь!
[nick]Michael Phantomhive[/nick][status]don't get too close[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/b6/11/3/t268516.png[/icon][heroinfo]<DIV style="FONT-SIZE: 14px; LINE-HEIGHT: 14px; FONT-FAMILY: Calibri, Arial, sans-serif; padding: 3px;"><b> михаэль фантомхайв, 19<sup>y.o.</sup> <br> [kuroshitsuji]</b></DIV><div style="padding-right: 0px; font-family: tahoma; font-size: 10px; text-align: justify; line-height: 100%;">No matter what we breed, we still are made of greed.</div>[/heroinfo]